20 Ноя 2000
Это было 20 ноября. Я дышала в разных местах, а Г. сидел за компьютером в офисной комнате. В конце концов, я тоже переместилась туда и улеглась на кровать. И тут меня стало очень сильно колбасить. Бить, стучать о кровать, я долго билась о кровать, матрас на кровати был пружинистый, и это вызывало ассоциации и чувство, что я двигаюсь по родовому каналу и часто возникала мысль в голове – когда же это кончится – сколько можно – какая- же тяжелая эта третья матрица, мне всегда казалось, что она не такая длинная и тяжелая. Периодически всплывал этот ужас, что Н. скоро придет, и мне надо будет как-то смотреть ей в глаза – и как я буду это делать. Потом вдруг стали возникать все люди, которые меня раньше отвергали – Нейми, Лайза, Сережа, Света, и эмоции с ними связанные. И в какой-то момент у меня в ушах возникли слова из матери Терезы, которые мне недавно прислали по интернет и я перевела на русский
Forgive them anyway,
Be kind anyway,
DoGoodanyway,
–и тогда у меня возникало чувство принятия, прости их все равно, ладно, отвергайте меня все равно. И еще появился образ, что у меня в груди расщелина, как половые губы и вот как будто, она открывается и принимает все это. Потом меня снова било о кровать, потом опять появлялись образы. В конце концов, я услышала, как пришли Н. с А., и как они стали толкаться на кухне и как мне ужасно хотелось, чтобы кто-нибудь пришел ко мне.
Г. тоже в тот момент ушел к ним. И я думала о том, чтобы закричать, но чувствовала, что это неверно, и молчала и дышала. В конце концов, я все-таки кого-то позвала. Как они потом говорили, что хотели прийти, но, мол Г. их не пустил. Периодически у меня возникали темы, что пора кончать, а мне никак не кончить, не дойти до конца, сам процесс никак не завершается.
Потом я услышала какую-то музыку типа Кундалини и поняла, что кто-то ушел делать кундалини-медитацию. Одна из мыслей и образов, которые у меня возникли в этом процессе, это то, что рождение – это тоже отвержение, и я вполне могла воспринять эту ситуацию, как отвержение мамой – самой близким мне человеком.
Как Н. , Нейми, Лайза и многие другие тетки меня отвергли, так же все могло начаться с мамы, которая отвергла меня – родив на свет. Потом я услышала плач из матрасника, сама же я тоже периодически, то плакала, то орала, то замолкала, и поняла – что это Н. плачет и такое во мне сочувствие к ней родилось, и я пошла в матрасник. Она лежала там одна и тоже дышала и плакала и я с одной стороны очень боясь ей помешать, а с другой стороны желая помочь легла рядом, и она прижалась ко мне больше и мы задышали вместе. Н. заплакала еще больше, а меня скрутило совсем.
И я опять стала хотеть конца, скорее, чтобы закончился этот родовой канал, это мучительный процесс дыхания, этот мучительный процесс рождения. Мою голову трясло и тут у меня возник образ мужчины – отца, который очень хочет оргазм, скорее очень хочет кончить – и я поняла, что я хочу сейчас примерно также, чтобы все это скорее кончилось. Эта ассоциация пронзила меня до глубины души.
И я перевернулась, оказалась головой между ног Наташки и почувствовала, что родилась. Причем это был оргазм. Не чтобы физический – скорее чувственный – чувство удовлетворения и правильности и довольства завладело мной. Я чувствовала гениальность этой последней ассоциации и одновременно ее абсурдность. И вместе это составляло какую-то гармонию. Какое-то время я еще полежала рядом с Н. но дальше у меня уже была полная уверенность в том, что мой процесс закончен.
Потом мы пили чай на кухне, а может быть вино, и рассказывали друг другу о своих процессах. Я рассказала о своем и поняла по ходу, как здорово, когда что с Наташкой и Андрюшкой мы дошли до большого уровня близости, что я уже спокойно, без стеснения могу говорить с ними о очень интимных вещах.