Загружаем...

Главное меню

Календарь

Загружаем...

Пн
Вт
Ср
Чт
Пт
Сб
Вс
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
23
24
25
26
27
28
30
31

Подписаться на рассылку

Диссоциативные состояния сознания (экспериментальное исследование)

На первом этапе наших исследований была поставлена задача поиска оптимального способа трансцендирования сознания в направлении расширения поля пространственно-временного восприятия с одновременной депривацией внешнего соматосенсорного шума, что создает условия тематически направленной фокусировки.

Известно, что наиболее эффективным из известных способов является глубокое гипносуггестивное погружение в трансовые состояния (сомнамбулизм). По понятным причинам эта методика не может быть широко употребимой, ввиду неодинаковой гипнабельности пациентов, их настороженному отношению к гипнотическому воздействию, трактуемого как попытка внедрения в сознание чужой воли, сопровождающееся внутренним неосознанным сопротивлением. Другие известные методики такие как аутотренинг, различные виды медитаций, rebirdthing, ganzfield и т. д. мало приемлемы из-за необходимости длительного периода обучения.

 В работе С. Грофа [87] обобщен многолетний опыт медикаментозной психотерапии с использованием психотомиметических (галюциногенных) препаратов (LSD-25). Показана их высокая эффективность практически в 100% случаев с широким спектром трансценденции сознания. Однако, в конце 60-х годов, ввиду широкого и неконтролируемого злоупотребления препаратом, распространившимся на Западе, он был исключен из реестра фармакопеи и запрещен для применения. Последующие модификации немедикаментозных индукций, предложенные С. Грофом (холотропическая дыхательная техника сопровождающаяся интенсивным музыкальным воздействием в стиле шаманизма и суфизма) также далека от идеальной в связи с нефизиологичностью воздействия на дыхательную систему, недостаточной и индивидуально непрогнозируемой глубиной вхождения в трансовое состояние. Главным недостатком методики Грофа с точки зрения психоэкологии является проведение коллективных сеансов с возможностью перекрестных трансперсональных обменов в группе на возможность которых указывает Р. Моуди, исходя их своей личной практики [27]. Методы физической стимуляции зрительного и слухового анализаторов [98] являются на сегодня наиболее перспективными, если их сочетать с фоновой вербальной суггестией. Ввиду их малой травматичности и практического отсутствия противопоказаний они могут быть использованы практически у любого контингента пациентов терапевтического профиля (за исключением больных, страдающих эпилепсией).

Взвешивая достоинства и недостатки выше перечисленных методических подходов, на первом этапе работы нами было отдано предпочтение медикаментозной индукции состояний с расширенным пространственно-временным восприятием.

 В качестве препарата был использован кетамин, известный и широко используемый в анестезиологии в качестве неингаляционного общего анестетика. Достоинством этого препарата является его LSD-подобный эффект, возможность индукции транса необходимой глубины у 100% пациентов, короткий период действия (до 45 – 60 мин.) и быстрое погружение (5 мин.) при внутримышечном применении. Противопоказания при использовании доз 0,5 – 1 мг/кг в/м практически отсутствуют.

Предыстория такого выбора основывалась на клинических наблюдениях автора и его опыте более 9000 анестезий (включая анестезии у детей, малые анестезиологические пособия, обеспечение крупных полостных, кардиохирургических и нейрохирургических операций) с использованием кетамина. Уникальные свойства этого препарата наиболее ярко проявлялись у 10-15% больных, которые отрицали факт потери сознания или сна во время операции.

 Некоторые из них могли подробно описать действия персонала и хирургов, их разговоры (в особенности те, смысл которых непосредственно касался их здоровья и прогнозов, высказываемых по ходу операции). При этом перспектива зрительного восприятия происходящего в операционной не совпадала с положением больного на столе. С позиции же внешнего наблюдателя (анестезиолога), наркоз проходил гладко, при достаточной глубине и стабильных нейровегетативных показателях, что указывало на адекватный уровень общей анестезии.

Уже на первых минутах после введения кетамина продуктивный контакт с больным исчезал, что указывало на выключение сознания, а применение мышечных релаксантов исключало возможность визуального контроля больным окружающего пространства, даже в таком маловероятном случае, когда ввиду несвоевременного введения поддерживающей дозы анестетика была вероятность восстановления сознания. Характерны описания больными своих видений: …стоял за спиной хирурга и наблюдал, что он делает в моем животе,…легко перемещалась по операционной так, как будто бы находилась в невесомости. Точность совпадения рассказов больных с реальными событиями во время операции в некоторых случаях была настолько высока, что это вызывало необоснованные нарекания хирургов в мой адрес по поводу недостаточной глубины наркоза. Использование других видов анестезии даже при поверхностных уровнях не сопровождалось подобными видениями, за исключением электроанестезии, эффект которой относительно внетелесного восприятия был очень подобен кетаминовому наркозу. Наблюдаемые неоднократно клинические феномены нелокальности психических функций визуального и аудиального восприятия и их высокая объективность не могли не породить сомнения в справедливости представлений о нейрофизиологической природе психики, основы которых нам преподавали в институте и которые можно встретить в любой монографии по этому вопросу. Эти наблюдения заставили обратиться к литературе по парапсихологии. Это был Jornal of Parapsichology. Отечественные источники по данной теме в то время отсутствовали.

 К своему стыду я обнаружил огромный пробел своих знаний в этой хорошо разработанной области науки. Там я ознакомился с описаниями и подробными исследованиями психических явлений, наблюдаемых мной в моей практике общей анестезии. Это побудило к критическому переосмыслению фундаментальных постулатов нейрофизиологической и психологической парадигмы и основанных на них клинико-терапевтических подходах в общей патологии.

Итак, несколько слов о фармакодинамике и физиологических эффектах кетамина. Препарат относиться к классу галлюциногенов и является производным фенциклидина, близкого по структуре к LSD. В чистом виде клинически действие кетамина имеет сходство не с традиционными общими анестетиками, а с галлюциногенами типа LSD [99,100].Препарат обладает большой терапевтической широтой и ничтожной токсичностью. Через 2 часа разрушается в печени с образованием нескольких метаболитов, два из которых обладают каталептогенными свойствами и в течение 2.5 – 4 часов выделяются с мочой и калом.

После внутривенной инъекции средний период полувыведения составляет 150-170 мин. [99]. На ЭКоГ типично появление гиперсинхронизированной D-активности коры и q-активности в структурах лимбической системы. Точкой приложения является таламокортикальная проекционная система.

 Авторы, впервые исследовавшие нейрофизиологические эффекты кетамина [101] выявили сочетанную активацию лимбической и торможение таламо-ретикулокортикальной систем (диссоциативный механизм) В дальнейшем нами принят термин диссоциативный опыт, т.е. совокупность переживаний, которые пациент актуализирует в своем сознании. Термин диссоциация в данном контексте следует понимать не в нейрофизиологическом смысле, а в смысле состояния сознания типа mind-body dissotiation (психосоматическая диссоциация). Выше нами отмечена клиническая аналогия действия кетамина и электроанестезии. Это имеет место и в картине электрической активности – возбуждение гиппокампа и миндалины с торможением каудально расположенных образований характерно для воздействия тока на структуры мозга [102].

Из периферических эффектов кетамина необходимо отметить стимуляцию кровообращения, связанную с активацией центральных адренергических рецепторов [103].

Данная работа имела поисковый характер и преследовала цель создания модели психологического аналога машины для перемещения в пространстве и времени с целью достижения эффекта психологического катарсиса и диагностики глубинных причинно-следственных связей текущих психосоматических проблем с энграммами R-онтогенетической палеопамяти. В задачи входило изучение специфики действия препарата в связи с личностными особенностями, выявление индивидуальных и инвариантных компонент диссоциативного опыта, его эмоционального и телесного отреагирования, исследование нейрофизиологических трендов методом топографического картирования спектров мощности основных ритмов ЭЭГ, а также возможных побочных эффектов и нежелательных отдаленных психологических последствий фармакологического диссоциативного воздействия.

Методика кетаминовой индукции.

Исследование проводилось на 28 здоровых добровольцах мужского пола и 2 – женского в возрастных группах 20-30 и 45-60 лет. Полному психологическому обследованию по программе подверглись 10 испытуемых, из которых 3 человека прошли курс из 3-5 сеансов погружения. Предварительно, с каждым испытуемым-добровольцем проводилась беседа, позволяющая выявить возможные нарушения психической адаптации, семейный, социальный статус, состояние соматического здоровья. Затем проводилось психологическое тестирование, включающее методику многопрофильного исследования личности (MMPI) в адаптации Л.Н.Собчик [104], тест цветопредпочтения Люшера [105] и ассоциативный тест Юнга в сокращенном варианте [89].

 Комбинация проективной и анкетной методик более точно отражала картину текущих ситуационных психологических проблем, выявляла наличие акцентуаций и их типы, ассоциативная методика, проводимая по общей и индивидуально ориентированной схеме уточняла содержание значимых, но неосознаваемых (вытесненных) конфликтов. Основная информация о содержании диссоциативного опыта, испытуемых в период пребывания в особом состоянии сознания была получена по данным их подробных самоотчетов, которые сразу после восстановления продуктивного вербального контакта фиксировались на магнитную пленку, а спустя 1-2 суток записывались в произвольной форме в виде самоотчета. Такой способ давал возможность с одной стороны вербализовать информацию в ранний период после сеанса погружения, чтобы исключить возможную амнезию каких-либо важных деталей диссоциативного опыта, с другой стороны проанализировать результат рационализации трансцендентного сознания в отсроченном периоде. Для получения объективной психофизиологической характеристики кетаминовой модификации сознания некоторым испытуемым проводилось нейрокартографическое исследование распределения спектров мощности ЭЭГ на поверхности коры полушарий мозга.

Накануне сеанса погружения с испытуемым проводилась разъяснительная беседа, в которой предлагалось произвольно спланировать целевую установку, которая должна была создать тематически ориентированную мотивацию для определения вектора трансцендирования сознания. Артериальное давление и пульс контролировался дважды: до и после сеанса. Техника проведения погружения включала этап индукции (в/м введение кетамина в дозе 1 мг/кг массы тела пациенту, находящемуся в положении лежа на кушетке в удобной позе). В помещении снижался фон внешних раздражителей и прекращался вербальный контакт. Восстановление контакта происходило по инициативе испытуемого, когда он желал сообщить о своих переживаниях. Это, как правило, совпадало с окончанием действия основной дозы препарата. В эти моменты проводилась магнитная запись сообщений или регистрация их экспериментатором в лабораторном журнале. Кроме того производилось наблюдение за изменением поведения пациента (двигательная активность, мимика, непроизвольно произносимые слова и фразы).

Результаты и обсуждение.

Основываясь на анализе среднегрупповых и индивидуальных личностных особенностей участников экспериментов с использованием методики MMPI исходно было установлено их сходство по некоторым психологическим характеристикам. Оно проявлялось в определенном снижении контроля над эмоциями со стремлением быть искренними при проведении психологического тестирования. Усредненный профиль личности (Рис.5) обнаруживает равномерный подъем по основным шкалам в область верхней трети коридора нормы (60Т) с наличием двух четко выраженных пиков на 8 и 4 шкалах, превышающих 70Т.

Исходя из этого групповой психологический портрет участников характеризуется высокой степенью стеничности, независимостью, нежеланием находиться в рамках традиций и социальных ограничений, оригинальностью и нестандартным типом мышления, непрогнозируемостью поступков (если пытаться интерпретировать их с позиции банальной логики внешнего среднестатистически нормального наблюдателя), сниженной конформностью, способностью использовать интуицию в решении трудных задач. Категория людей с такими личностными качествами производит впечатление чудаков. В целом это нарушает их психосоциальную адаптацию. По этому поводу уместно процитировать высказывание К.Юнга: – “Быть нормальным – идеал для неудачника, для всех тех, кому еще не удалось подняться до уровня общих требований. Но для тех, чьи способности намного выше среднего, кому не трудно было достичь успеха, выполнив свою долю мирской работы, – для таких людей рамки нормы означают прокрустово ложе, невыносимую скуку, адскую беспросветность и безысходность. В результате многие становятся невротиками из-за того, что они просто нормальны, в то время как другие страдают неврозами от того, что не могут стать нормальными.”

Нарушения психосоциальной адаптации в виде чувства протеста, потери надежды на самоутверждение, признание и в то же время независимость убеждений и неприятие давления стереотипов внешнего окружения выявляются и в цветовом тесте Люшера (+6+4, +7+1, +7+6) создавая своеобразный порочный круг. Поиск выхода из такого положения у большинства испытуемых, учитывая нешаблонность их мышления, реализуется в форме привлечения глубинных иррационально-интуитивных психических резервов.

По-видимому, именно такие личностные качества испытуемых оказались благоприятными для принятия предложения к добровольному и бескорыстному участию в эксперименте.

Психологически-инвариантные элементы диссоциативного опыта.

Анализ самоотчетов испытуемых позволил выделить некие общие черты особых состояний сознания и характер изменений в сферах восприятия, эмоций, ощущений, а также периодичность их изменений во времени. Их можно классифицировать следующим образом:

1) Развитие блока соматосенсорной чувствительности (фантомно-соматическая дивергенция).
Проявляется в виде потери ощущения собственного тела, не сопровождающееся исчезновением сознания. Вот некоторые выдержки из самоотчетов, характеризующие это состояние:
1. – Через 5-10 мин. наступила потеря веса тела…легкое беспокойство…осталось только одно сознание…непонятно как, где и когда я оказался в таком состоянии.
2. – Спустя 3-4 мин. я внезапно как бы потерял себя, но потом понял, что я – это мое сознание, а исчезло только ощущение тела…
3. – Сначала возникло ощущение, что мое тело увеличилось в размерах и стало более тяжелым, но потом я как бы выскользнул из под него, ощутил легкость и полет в невесомости. Возникла необычная мысль, что тело это не самая главная часть моей сущности, а скорей свинцовый груз, якорь, неуклюже ограничивающий свободу перемещения.?

2) Двойное восприятие внешней реальности.

В исследованных случаях отмечено два варианта модификации восприятия окружающей среды: а) сочетание нелокального восприятия, характеризующегося произвольным или непроизвольным перемещением фокуса внимания в пространственном или временном направлении с одновременным, но иллюзорно измененным восприятием локальной окружающей среды в месте проведения эксперимента; б) циклическая смена локальной и нелокальной форм восприятия (с периодом в несколько минут). Испытуемые описывают это состояние так:

4. – Почувствовал легкое головокружение, звон в ушах и нечто вроде нырка из реальности. Удивительно, что часть сознания остается в реальности. Ощущение раздвоения. Но контакт с реальностью становится раздражающим.
5. – Я часто открывал глаза и видел, что происходит вокруг, т.е., как и в первом эксперименте я полностью не терял связь с этой реальностью. Время от времени я шевелил руками и ногами, хотя они казались мне как бы не своими. Говорить мне было трудно…
7. – Во время пребывания под действием препарата я периодически выходил в другое пространство, где мог свободно перемещаться, но эти выходы чередовались с возвратами к тому месту в лаборатории, где находилось мое тело. В это время я мог наблюдать все. что происходит в кабинете, видел психолога, ведущего эксперимент как бы с высоты, он мне казался маленьким. Предметы и интерьер воспринимались геометрически искаженными.

3) Универсальное восприятие и инвариантные ощущения.
В большинстве случаев, по данным самоотчетов, нами было выявлено подобие ощущений, возникающих у испытуемых в период индукции и погружения. Это нарастающий шум в ушах (либо звук с определенной тональностью), ощущение движения, прохождение через коридор, тоннель или лабиринт с разнообразными архитектурными особенностями его строения:

8. – Нарастающий шум в ушах сопровождал переход в тоннелеобразное пространство, похожее на объемный лабиринт. Стены состоят из прозрачных розовых или красных точек объемной кубической формы. Между точками темные промежутки. В этом лабиринте я двигался медленно во всех направлениях, кроме направления вниз.
9. – Погружение длилось минуты три, причем переход был резким. Я сразу оказался в лабиринте. Стенки его были очень тонкими и сделанными из серебристого полупрозрачного материала. Казалось, что они очень хрупкие. В них постоянно происходили какие то изменения.
10.-Появилось чувство полета с умеренной скоростью по лабиринту с плавными поворотами. Тоннель этого лабиринта был извилист, имел квадратное сечение, стены покрыты шероховатой штукатуркой, окрашенной в теплые тона с преобладанием бежевого цвета. Движение сопровождалось гулким звуком пролетающего самолета.

Характерны описания окружающего пространства, наблюдаемого в измененных состояниях сознания – его дискретность, насыщенность живой информацией, отсутствие привычных геометрических измерений и временных реперов.

14. -Я вспомнил себя 16-летним школьником, не в состоянии ничего понять из курса геометрии и учитель черчения нещадно распекал меня за глупость и неспособность. Это было очень унизительно.

Визуальное, аудиальное и сенсорное восприятие, присущее диссоциативному опыту отличается от обычного большей остротой, насыщенностью и разрешающей способностью.Его своеобразие, проявляется в том, что оно возникает прямо в сознании без участия периферических анализаторов. Произвольное сосредоточение внимания на объекте позволяет углублять его детализацию (как бы рассматривать под микроскопом с изменяющимся увеличением).

15.- Я почувствовал, что могу видеть, все что происходит за пределами здания института. С высоты 20-30 метров увидел как по дороге (со стороны трассы на Кольцово) едет легковая машина. Не изменяя своего положения наблюдал за ней и вдруг обнаружил, что могу с такого расстояния рассматривать мелкие детали: рисунок-наклейку на лобовом стекле, рифление на бамперах…

Ощущение запахов не было отмечено ни одним испытуемым. Цветное восприятие присуще только части участников эксперимента. Практически все участники были единодушны во мнении, что при всем богатстве языковых средств более чем 70% информации их диссоциативного опыта не может быть адекватно вербализованно ввиду отсутствия подходящих семантических эквивалентов.

4) Инварианты эмоционального восприятия.
Эмоциональные инварианты присущи главным образом только фазе перехода в измененное состояние. Дальнейшее развитие событий все более приобретает индивидуальность сценария и полиморфизм его эмоционального отреагирования. Невзирая на то, что среднегрупповые показатели тревожности имели низкое значение, перед первым погружением всегда имело место повышение ситуационной тревоги. Однако, почти все испытуемые после индукции отмечали состояние умиротворения, исчезновение страха, душевный покой или подъем, а иногда даже испытывали восторг, осознавая истинную природу своего существования. В этом аспекте любопытным оказался факт совпадения мнений трех независимых респондентов. Вот выдержки из их отчетов:

17. – Было ощущение, что я влился в некое пространство, где есть только разум, мой и чей-то еще, и что мой разум был там и раньше, а также будет там довольно долго…
18. -Я был в ясном сознании и все происходящее со мной принимал как действительное. Мне почему-то показалось, что я нахожусь в том мире, в котором я всегда был. Он мне был близким, понятным и естественным, физический мир казался оттуда механистичным, наигранным, как сценарий плохого фильма.
19. – …потом я впал в состояние бурного восторга. Радость была от сознания бессмертия, понимания сущности жизни.

Наблюдается смещение акцентов эмоционального восприятия в пользу переживаний обращенных в мир новой реальности.

Индивидуально-психологические компоненты диссоциативного опыта.

Ряд испытуемых в группе из 10 обследованных по данным опроса и психологического тестирования имели признаки психологической дизадаптации, а также личностные акцентуации по психопатическому и невротическому типам (один человек – по невротическому и двое – по психопатическому). Один испытуемый страдал фобическим сидромом, один имел серьезные проблемы в сфере семейных и социальных взаимоотношений. Соматические жалобы, (признаки ИБС) сочетающиеся с психопатизацией личности имели место у одного из испытуемых.
 

Кроме того при анализе самоотчетов по критерию объема актуализированного в сознании диссоциативного опыта после однократного погружения группа подразделилась на 2 части: лица с редуцированной и эмоционально обедненной картиной психологического отреагирования или ее полным отсутствием (подгруппа 2) и лица, имеющие большой объем актуализированных диссоциативных переживаний (подгруппа 1). На Рис.6. представлены усредненные различия между двумя выделенными группами по основным шкалам профиля личности.

Как видно, различия имеются по шкалам 5,7,9,0, что характеризует вторую подгруппу, как лиц более утонченного и нюансированного склада, сенситивных к внешним воздействиям, склонных к углубленному самоанализу, интроверсии, с недостаточно развитым механизмом психологической защиты по типу вытеснения фрустрирующей информации, что создает умеренно депрессивный фон, повышенную тревожность (триада тревоги составляет 64,3Т, в то время как для первой подгруппы 59,7Т), пассивно-оборонительную стратегию поведения. При отсутствии различий между подгруппами по критерию E.Taulbee (отражающей гипнабельность или резистентность к психотерапии), различия в объеме вербализуемого диссоциативного опыта, по-видимому, объясняется большей прозрачностью барьера психологической защиты в обычных для данного контингента состояниях сознания. Конечно этот вывод можно принять как предварительный и требующий более детального изучения, поскольку при повторных или курсовых сеансах диссоциативного погружения нами было отмечено увеличение объемов вербализуемой информации в этом контингенте испытуемых, что возможно связано с экспрессией более глубинных пластов неосознаваемого материала и адаптацией к состоянию трансцендированного сознания.

1. Испытуемый С., 47 лет, зав. лабораторией. Сообщает, что в течение длительного времени страдает фобическим синдромом, проявляющимся в ощущении навязчивого, не находящего рационального объяснения страха ситуаций, когда чувствует чье-то присутствие сзади (вне поля зрения). Важно отметить наличие большого родимого пятна на затылке с переходом на шею, которое никак не беспокоит пациента. (Напомню, что по данным работы [26,26a], ситуации насильственной смерти в предшествующем воплощении конкретного индивида наследуются в виде специфических фобических синдромов, а нанесенные раны, приведшие к летальному исходу могут проявляться в последующем витальном цикле в виде стигм или родимых пятен, локализованных в соответствующих местах кожного покрова). При обследовании по ММРI – профиль ближе к невротического типу. Код профиля 8135’26079-4 1:13:4. Тест Люшера указывает на наличие межличностных проблем препятствующих достижению целей в бесперспективности достижения которых респондент почти убежден, оборонительной реакции в связи с ощущением угрозы, компенсируемых потребностью к уходу в состояние чувственного освобождения и покоя (вытесняемые мотивы определяются парой цветов фиолетовый, красный; предпочитаемые – коричневый светло-желтый; конфликтные – светло-желтый, красный.
С пациентом проведено одно диссоциативное погружение с предоставлением свободного выбора начальной установки. Ниже приведены наиболее значимые переживания в состоянии диссоциации:

21. – Открывая глаза не могу ни на чем сосредоточиться, поймать в фокус зрения. Настроение хорошее. Перед глазами оказался плакат на стене с изображением церкви на фоне весеннего пейзажа. Внимание зафиксировалось. Вдруг начинаю въезжать в обстановку. Замечательное ощущение конца зимы. Довольно долго нахожусь перед этим строением. Кто-то рядом надтреснутым голосом читает что-то вроде проповеди о поисках бога в своей душе. Не могу видеть, т.к. не могу обернуться. Бестелесно двигаюсь вдоль стены и задерживаюсь перед аркой. Дальше тоннель с низкими сводами. Зачем-то мне туда нужно, но чувствую сильную опасность – не впереди, а сзади. (!!!). Чем дальше передвигаюсь, тем сильней ощущение опасности, а когда становиться совсем темно и страх почти животный, внезапно возвращаюсь и снова оказываюсь на кушетке в лаборатории в своем теле. Пытаюсь приподняться и ощущаю сильнейшую опасность из-за стены впереди справа (с места, где висит плакат). Также см. выше пример 14.

Необходимо также обратить внимание на цветовую гамму представленную испытуемым (см. пример 20). Названная последовательность цветов соответствует мотивам, приходящим в конфликт (первая пара) и способам его компенсации (вторая пара), как следует из данных предварительного тестирования. Т.о., можно думать, что во время диссоциативного погружения произошла репродукция первой и, видимо, более значимой энграммы палеопамяти, уходящей корнями в причину текущей фобии и вторая, более поздняя – публично уязвленное юношеское самолюбие. Это соответствует текущим константным личностным качествам: эгоцентризм, неприятие авторитетов, дистанцированность и в то же время потребность в контактах, теплых дружественных отношениях, обеспечивающих защищенность. Возможно, последующие погружения, но с целенаправленной исходной установкой, позволили бы полностью проработать и рационализировать в сознании основные и сопутствующие причинно-следственные (кармические) связи.

Выше я привел примеры типологии эмоционально-аффективного опыта у лиц с нарушениями психологической адаптации. Иная картина характерна для испытуемых, без признаков психической и соматической дизадаптации. Ее можно классифицировать как эмоционально-когнитивный тип диссоциативного опыта. Психологический портрет этой категории участников определяется чертами стеничности, низкой тревожностью, активно-поисковым типом поведения, высокой мотивацией достижения без повышения уровня притязаний. К участию в эксперименте их привело желание познать собственные резервные психологические возможности. Описанный ими диссоциативный опыт отличался эмоциональным подъемом, актуализацией мотивов связанных с их познавательными интересами и носил инсайтную окраску (необычные идеи, решения). Большинство лиц данной группы отметили также, что сеанс погружения привел их к пересмотру системы внутренних ценностей, заставил задуматься над своим жизненным предназначением.

25. – При возвращении из мира иной реальности и воссоединении со своим физическим телом я был лишен возможности вспомнить все те знания, которые открылись мне там. Мне кажется, так было сделано для того, чтобы я, с присущими мне недостатками, не смог воспользоваться этими знаниями во вред себе и окружающим. Но меня не покидает чувство, что в подсознании все же что-то осталось. Так у меня изменилось восприятие мира, мне стала очевидна моя невежественность и неосведомленность во многих вопросах, над которыми раньше даже не задумывался. Например, я понял, что существуют локальные информационные поля, которые объединяют сознания групп людей, близких по уровню интеллекта и духовного развития, профессиональной деятельности, увлечениям и что в пределах этих полей может происходить прямой обмен мыслями и идеями. Особенно сильны локальные поля алкоголиков, торговцев, коллекционеров, воюющих армий…

26. – Я перестал ощущать свое тело, но не потерял способность мыслить. Первый вопрос, который возник – кто же я такой. Мое Я мыслящее осталось вроде прежним, но Я телесное куда-то исчезло. Я не мог его видеть и ощущать. В таком недоумении я находился не долго. Ход дальнейших событий приобрел содержание ответа на мой вопрос. Я увидел сложную иерархическую информационную структуру. Она была как бы живая, с постоянно меняющимися взаимоотношениями в виде ветвящихся разноцветных элементов. Частью этой структуры было и мое ментальное Я. Мои знания и опыт были достоянием этой системы, но ее я также мог исследовать и получать информацию по интересующим меня вопросам. Возникла мысль, а имеется ли какой-либо приоритет или информационное ограничение в этой системе. Ответ оказался однозначным – запрет на получение информации соответствует положению в этой иерархии. Как бы для наглядной иллюстрации мне дали понять, что остановился лентопротяжный механизм диктофона и зависла программа на компьютере. Эти приборы для сбора информации были включены экспериментатором накануне сеанса погружения. В этот момент я императивно пожелал проверить насколько это соответствует действительности. Мгновенно я ощутил свое тело открыл глаза и, осведомившись у ведущего, имел возможность убедиться в реальности всего происшедшего…

Побочные эффекты кетаминового диссоциативного погружения.

Как показала практика 38 индивидуальных сеансов кетаминовых погружений у 28 испытуемых по принятой методике, ни в одном случае не было зарегистрировано каких-либо негативных психологических, токсических, аллергических реакций, а также физической или психологической зависимости. Динамическое наблюдение за испытуемыми не выявило также неблагоприятные отдаленные последствия ни в психической ни в физической сферах, несмотря на то, что в их число входили лица с грубыми нарушениями психологической адаптации и соматическими дисфункциями.

Необходимо отметить, что в ряде случаев (у 2 из 28 участников) имели место вестибулярные нарушения на выходе, сопровождающиеся тошнотой и рвотой при изменении положения тела (переходе в горизонтальное положение). Эти испытуемые отмечали в анамнезе наличие морской болезни, плохую переносимость полетов в самолете и т.д. Преодоление этого неприятного финала, негативно влияющего на продуктивность диссоциативного погружения, оказалась довольно простым. Пациенты с исходно выявленной вестибулярной нестабильностью должны находиться в горизонтальном положении по меньшей мере 1 час после выхода, что полностью предотвращает нежелательные последствия.

Психофизиологические корреляты кетаминовой диссоциации.

В связи с тем, что в доступной литературе не было обнаружено данных нейрокартографических исследований действия кетамина, а также в связи с концептуальным интересом к феноменам межполушарных асимметрий в особых состояниях сознания, были проведены выборочные нейрофизиологические исследования в этом направлении. Изучались компьютерные картограммы распределения мощности спектров электрической активности неокортекса в 4 частотных поддиапазонах, соответствующих a, b, d, и q ритмам. Проводили 3 записи ЭЭГ: фоновую, на 15 и на 45 мин. после в/м введения кетамина.

Было обнаружено, что картина изменения ЭЭГ и ее колебательных спектров под действием кетамина однообразна и практически не подвержена индивидуальным вариациям. Ее можно отнести к физиологическим инвариантам действия препарата. Но даже психологические инварианты, классифицированные и описанные выше, отличаются значительным индивидуальным разнообразием, нюансированностью проявлений, эмоциональной окраской. Этот факт является сильным аргументом в пользу защищаемой нами концепции нелокальности психических функций и реальности не только психической но и физической экстериоризации материального субстрата сознания, не связанного с нейронной организацией мозга. Это подтверждает мнение А.М.Иваницкого о том, что психические процессы не отслеживают физиологические, не развиваются параллельно с ними, хотя его интерпретация не выходит за рамки локальных представлений [106].

Кетамин резко изменяет картину электрической активности коры больших полушарий со смещением спектров мощности в область генерализованной d и q-активности, что согласуется с данными работ [101,102]. При этом почти на порядок уменьшается представленность a-полосы и в 6-8 раз – b-полосы. Несмотря на восстановление продуктивного контакта с пациентом на 45 мин. еще преобладает генерализованная q-активность с эпицентром в лобных и теменных областях. Интересным представляется факт исчезновения межполушарных асимметрий практически по всем основным ритмам и локализация фокуса максимальной a- и d-активности в лобных долях обоих полушарий. Вероятно, сохранение гностических функций сознания во время кетаминовой диссоциации и определяет наличие a-активности в этих зонах. Аналогичная мозаика сохраняется и на 45 мин., но эпицентр a-ритма перемещается в теменные области с нерезким нарушением симметрии за счет преобладания левой гемисферы. b-активность начинает преобладать в левых лобных и затылочных областях.

Выводы.
Представлена теоретическая разработка концепции реинкарнационного онтогенеза.
Выделены новые пути наследования: фантомно-психологический и фантомно-соматический и обсуждена их роль в этиологии хронических соматозов и психосоматозов.
Проведены экспериментальные исследования кетаминовой диссоциации с целью глубинной диагностики и терапии психических и психосоматических расстройств.
Показана перспективность использования диссоциативной техники для исследования трансперсональной сферы человеческого бессознательного и актуализации в сознании энграмм палеопамяти, несущих мощный психотерапевтический потенциал.
Разработана безопасная методика проведения диссоциативных погружений.
Выявлены и классифицированы психологически-инвариантные эффекты кетамина.
Описаны индивидуальные фрагменты диссоциативного опыта в и их связи с нарушениями психологической адаптации, биографическим стрессом и соматическими патологиями.
Определен характер побочного эффекта кетамина и способ его профилактики.
Изучены психофизиологические корреляты состояний кетаминовой диссоциации, обнаруживающие инвариантность нейрокартограмм и исчезновение межполушарных асимметрий.

http://www.sinor.ru/~che/reincarnation.htm